– Ущерб от аварии на Саяно-Шушенской ГЭС можно назвать огромным, уже прозвучали некоторые цифры. Как складывается в настоящее время практика страхования подобных объектов?
– Трагедия на Саяно-Шушенской ГЭС, которая унесла много жизней и нанесла значительный урон экономике, ставит нас перед необходимостью обсудить вопросы, правильно ли защищаются подобные объекты, правильно ли государство себя ведет с точки зрения защиты населения, своих собственных интересов, при эксплуатации подобных знаковых объектов. Вывод, который делают наши специалисты, к сожалению, отрицательный. У нас в стране страхование подобных объектов и ответственность этих объектов перед третьими лицами организованы неправильно.
Здесь есть три составляющие проблемы. Первая, как ни странно, это составляющая, относящаяся к самим собственникам данных объектов. Сейчас опубликованы данные о защите этих объектов со стороны страховых компаний, и цифры вызывают невольное удивление…
– В частности, по Саяно-Шушенской ГЭС – это 200 миллионов долларов.
– По имуществу. А мы должны отдать себе отчет, что это всего лишь один энергоблок по стоимости. Имущество ГЭС застраховано в одной из крупнейших страховых компаний на общую сумму 200 млн долларов – а она не покрывает, по сути, даже двух энергоблоков, а ведь их там 10. А ведь еще есть сама плотина, оборудование, которое не связано с энергоблоком, и т.д.
– А еще есть третьи лица…
– Стоп, пока только об имуществе. Тут, на мой взгляд, с точки зрения собственников налицо известный самообман. Первое: они не установили реальную стоимость оборудования и имущества и решили сэкономить, занизив страховую сумму. Естественно, чтобы можно было меньше заплатить.
– Как происходит оценка подобного рода имущества?
– Совершенно разные варианты, здесь нет вообще единого подхода. Кто-то пытается страховать по действительным суммам, например, компании с участием иностранного капитала. Компании открытые, то есть те, которые прошли IPO, финансовые структуры – все страхуют по реальным рыночным суммам, понимая, что возмещать ущерб надо по реальной сумме.
В данном случае мы видим 200 млн долларов, это, грубо, 6 млрд рублей. Это никакого отношения по нынешним рыночным оценкам к реальной стоимости имущества не имеет.
И, конечно, собственники сэкономили на тарифе. «РусГидро» проводила тендер по страхованию имущества, и конечно, мы были участниками этого тендера и видели, насколько жесткая конкуренция по тарифу. А тариф напрямую связан с готовностью выигравшей страховой компании потом возмещать ущерб.
Вторая часть – это то, о чем вы начали спрашивать: ответственность перед третьими лицами. Опубликованы удивительные цифры. Оказывается, вся ответственность на точно таком же тендере собственниками была определена в 30 млн рублей. Да вот только из-за того, что масляное пятно могло дойти до Красноярского водохранилища, ущерб уже мог бы быть совершенно другой.
Мы уж не говорим обо всем остальном, что связано с жизнью, здоровьем людей. А, не дай бог, затопление произошло бы? Как можно такой объект застраховать на 30 млн?
– Есть еще производства, которые зависят от электроэнергии, которую вырабатывала эта ГЭС…
– Совершенно верно, алюминиевые заводы, угольные предприятия и т.д. Речь идет о том, что нанесение ущерба третьим лицам измеряется сотнями миллионов рублей, только если взять отдельно два десятка крупных предприятий в этом регионе. Поэтому страховой лимит в 30 млн рублей – это смех.
По оценкам министра энергетики, стоимость восстановления составит 40 млрд рублей. Плюс все остальное: стоимость очистки помещений, работа МЧС и т.д. Получается, что страховой лимит на два порядка отличается от того, что должно быть. Позиция собственников в отношении своей ответственности, в отношении защиты своего имущества и с одной, и с другой стороны оказалась неадекватной.
И, к сожалению, у нас в стране в огромном количестве случаев происходит то же самое. У нас огромные предприятия застрахованы на минимальные суммы. И теперь уже разговоры пошли о том, что мы пойдем к государству в бюджет, будем платить и т.д.
Где-то уже начат сбор средств семьям погибших. Но зачем это геройство, эти прыжки на амбразуру? Ведь всего лишь достаточно было профессионально, с ответственностью менеджеров и собственников застраховать ответственность перед третьими лицами и ответственность перед своим персоналом. И это были бы совершенно другие суммы, которые получили бы родственники, наследники, третьи лица.
Теперь, когда все услышали цифру 30 млн, понятно, что все иски будут предъявляться к «РусГидро». И я считаю, что это предмет для достаточно серьезного разбора по всей энергетике. После реформы РАО ЕЭС по всем как генерирующим, так и сетевым компаниям проблематика страховых сумм, проблематика тарифов одна и та же. Просто всем казалось, что этого никогда не случится. К сожалению, вот случилось.
– В уставах этих организаций написано, что главное – это извлечение прибыли. Остальное никого не волнует.
– Они извлекли прибыль? Они извлекли убытки. И разве написано в уставе, что они, став акционерными обществами, стали безответственными? Не написано. Более того, закон говорит об ответственности менеджеров за принимаемые решения или за бездействие в принимаемых решениях.
Второй блок вопросов связан с позицией государства. Вот когда обсуждался законопроект об обязательном страховании ответственности эксплуатантов опасных объектов (ОПО)…
– Который лежит без движения.
– Да, уже четыре года. Так вот, нам говорили, что этот закон – это ненужный налог на бизнес, что если, не дай бог, что случится, собственники и бизнесмены сами возместят все ущербы и т.д. Вот что мы слышали, когда страховщики, может быть, не очень убедительно, пытались объяснить, что это нужно государству больше, чем страховому сообществу.
А теперь деньги откуда брать? Из бюджета? Просить их у Минфина в кризисный год, когда госбюджет дефицитен? А этого можно было вообще не допустить, ведь в первоначальном проекте закон об ОПО должен был вступить в силу 1 января 2009 года.
– Получается, что, с одной стороны, собственник объектов хочет сэкономить на страховании и занижает лимит, а с другой – страховая компания занижает тариф, чтобы выиграть тендер.
– Работа ответственных страховых компаний заключается в понимании, что аварии, к сожалению, иногда случаются. Если мы сейчас охватим август: теракт в Ингушетии, падение самолета, Саяно-Шушенская ГЭС, трагедия на МАКСе, ДТП, аварии, – то увидим, что, к сожалению, страхование широко проникло в жизнь всего мирового сообщества именно потому, что страховые случаи все-таки имеют место.
– В чем же вы видите выход?
– Выход только в изменении позиции государства по отношению к страхованию. Государство в лице Госдумы, правительства, законодателей, Минфина должно изменить свое отношение к нему и понять, что страхование является цивилизованным способом защиты интересов граждан и государства и что извлечение прибыли страховыми компаниями из этого бизнеса является всего лишь одной из сопутствующих очень приятных функций финансового института, коим является страховая компания, и ни в коем случае не подменяет главную функцию страховых компаний как защитника интересов государства, населения, компаний, организаций. А до того как подход государства изменится, мы будем сталкиваться с ситуациями, подобными нынешней.
– Хорошо, предположим, будет принят закон об ОПО. Но ведь в законе вряд ли будет описано, как проводить оценку объектов.
– В проекте закона указаны виды этих опасных производств и указаны лимиты. Вокруг этого и надо дискутировать. И если в законе будет определено, что на ГЭС лимит составляет 2–5 млрд долларов, ориентировочно 100–150 млрд рублей, то это будет нормальный лимит. Это и есть вопрос об отношении государства. Здесь нельзя полагаться на оценку какого-то независимого оценщика. Должны быть четко определены принципы по разным отраслям.
– Когда может быть принят этот закон?
– Я могу отвечать только за страховое сообщество. Я могу ответить, что Всероссийский союз страховщиков поднимет вопрос о возобновлении продвижения закона об ОПО.
– А куда денется промышленное лобби, которое этот закон уже четыре года маринует?
– Компания «РусГидро» – представитель этого промышленного лобби. Так что как минимум один участник этого лобби должен поменять позицию. Кроме того, пострадало много разных предприятий – металлургической отрасли, угольной и т.д., которые сейчас все будут страдать из-за повышения цен на электроэнергетику. Эти заводы тоже поменяют свою позицию. Но основной урок должны извлечь правительство и законодатели.
– Поговорим о сельском хозяйстве. Засуха ведь. И урожай опять не застрахован?
– Не застрахован.
– Кто должен опять дать команду?
– Насколько я понимаю, 14 августа на заседании в Оренбурге премьер дал Минсельхозу команду приступить к формированию подходов к сельхозстрахованию. Потому что ущерб, который премьер озвучил, составил порядка 100 млрд рублей.
– Сопоставимо с техногенной катастрофой.
– Даже побольше. Средства, которые выделялись государством на дотации по страхованию в этом году по секвестрированному бюджету, составили около 2 млрд рублей. При тарифах, которые применяют ведущие страховщики, которые выступают за нормальное сельхозстрахование, этих денег хватило бы с лихвой, чтобы покрыть весь ущерб на 100–150 млрд рублей.
У нас же оказалось, что благодаря бездействию и сомнениям отдельных ведомств оказалось застрахованным, по данным премьера, всего лишь 8% посевов в этих регионах. И ни о каком возмещении ущерба за счет страхования просто речь не идет.
Так что Россельхозбанку придется пролонгировать кредиты, простить их, выдать новые и т.д. И все это из средств бюджета.
В общем, мы считаем, что постановление правительства, которое было принято 31 декабря прошлого года и по какой-то причине не исполняется, является верным постановлением. И стране надо идти по этому пути. По пути нормального страхования с господдержкой.
– А страховой рынок готов к такой нагрузке?
– Конечно. Нет никакой страшной «нагрузки», это нормальная страховая деятельность. Так весь мир живет. Это нормальная оценка рисков. И реальная защита. А при наступлении страховых случаев – это нормальные выплаты.
Без всякой саморекламы, выплаты у ряда крупнейших компаний в первом полугодии этого года выросли на 30–40%. А сборы выросли на 3–5–10%. Но при этом сеть страховых компаний осталась прибыльной. Это просто означает, что они защищают риски, правильно перестраховывая, так, как нужно.
– В целом, страховой рынок в какой сейчас точке находится?
– Страховой рынок – это всегда производная от макроэкономики, от ВНП. И страховой рынок имеет всегда лаг. В зависимости от степени развития этот лаг больше или меньше. В России этот лаг составляет 6–9 месяцев. Поэтому страховой рынок в третьем-четвертом квартале входит в низшую стадию.
– Если мы отмотаем назад эти 6–9 месяцев, получится начало года.
– Да. Для страховых компаний сейчас будет самое тяжелое время.
– К чему это приведет – к консолидации, уходу мелких игроков? У нас ведь 740 компаний на рынке…
– Конечно, уход мелких игроков неизбежен. По официальным данным ФССН, по состоянию на 1 июля 36 компаний не сдали отчетность. Считай, их уже нет. Проблема с ликвидностью сейчас у многих компаний. Около 300 компаний испытывают острые проблемы с ликвидностью.
Я скептически отношусь к тому, что в этом году будет много сделок по слияниям и поглощениям. Рынок мигрирует в сторону крупнейших компаний, потому что мигрирует клиентская база.
– Мелкие компании умирают – клиенты переходят к большим.
– Даже если мелкие не умирают, клиент все равно переходит в более надежные компании. Первая двадцатка собрала намного больше сборов во всем рынке, чем полгода назад. Именно поэтому эти компании наиболее ответственны, их волнует состояние страхового рынка и позиция государства в отношении страхового рынка.
Сама природа делает нам знаки, она показывает, что у нас не все в порядке с восприятием страхования. Вопрос, слышим ли мы ее.
